Бой под Крутами

Захватив власть в Петро­граде, большевики стали добиваться ее на местах.

Главным оппонентом боль­шевиков на периферии была Область Войска Донского, «рус­ская Вандея». Но украинское правительство не собиралось препятствовать офицерство и казачеству ехать на Дон.

Тогда Москва пригрозила ему войной!

Большевики не спешили сразу свергнуть Центральную раду силой, а сначала попы­тались захватить власть мирным путем — на Всеукраинском съезде. Советов рабо­чих, солдатских и крестьянских де­путатов. Однако сделать это не уда­лось — съезд при­нял сторону Цен­тральной рады. Но делегаты-большевики не при­знали поражение, отбыли в Харьков, где провели альтернативный съезд Советов, создали аль­тернативную власть — ЦИК Украины, и тут же обратились за военной помощью к Совет­ской России, которую та не­медленно и оказала.

Командование осущест­влял бывший подполковник российской армии Михаил Артемьевич Муравьев. Выхо­дец из крестьянской семьи, он в 1901 году окончил Ка­занское пехотное училище; в Русско-японскую войну в чине поручика он командо­вал ротой 122-го Тамбовского полка, был тяже­ло ранен в голо­ву, долечивался во Франции, где, очевидно, и стал апологетом Напо­леона.

Однако Фев­ральская револю­ция дала новый толчок его карье­ре. И вот «красно­го Бонапарта» от­правляют вместе с Антоновым-Ов­сеенко на борьбу с Центральной радой.

Красные вой­ска, ядром ко­торых являлись балтийские мат­росы и отряды красногвардей­цев из российских городов, двину­лись по железным дорогам в направ­лении Харьков — Полтава — Киев и Курск — Бахмач — Киев. Началась так называемая «эшелонная вой­на». Началась она как легкая про­гулка, поначалу никакого серьез­ного сопротивления красног­вардейцам не оказывалось.

Центральная рада с ужа­сом обнаружила, что военных сил у нее катастрофически мало: часть украинизирован­ных частей была демобили­зована еще осенью, а в не­которых оставшихся сильны были пробольшевистские настроения.

22 января 1918 года Цен­тральная рада своим IV Уни­версалом провозгласила Украину независимым госу­дарством (до конфликта с Совнаркомом Центральная рада выступала за федера­тивный союз с Россией), а 25 января ее делегация как са­мостоятельная отправилась в Брест на переговоры с Цен­тральными державами.

Но одного этого было мало, чтобы сдержать красногвар­дейские отряды.

И тогда был кинут клич к национально-патриотиче­ской молодежи Киева стать на защиту от «московских орд». В середине января 1918 года прошло студенче­ское вече, на кото­ром был организо­ван Студенческий курень (батальон) сечевых стрельцов. В этот курень так­же начали записы­ваться гимназисты Второй украинской гимназии.

Первоначаль­но предполага­лось, что студенты-«сечевики» будут нести караульную службу, однако ситуация для ЦР была настолько катастрофичной, что через 7 дней военной подготовки Студен­ческий курень (где-то до 130 человек) по приказу началь­ника Киевского гарнизона полковника Юрия Капкана отправили на станцию Круты (между Нежином и Бахмачем) держать оборону. Нужно ли говорить, что многие «сече­вики» после такой подготов­ки не умели даже стрелять? На станции уже на­ходились четыре сотни «юнаков» (юнкеров) Пер­вой Украинской военной школы имени гетмана Хмельницкого (бывшее Константиновское воен­ное училище) и несколь­ко десятков вольных казаков-«гайдамаков» (из числа бывших фронтови­ков) под общим командо­ванием сотника Аверкия Матвеевича Гончаренко.

Судьба Аверкия Гон­чаренко во многом на­поминала судьбу Мура­вьева. Уроженец села Дащенки на Полтавщине, он в 1912 году окончил с отличием Чугуевскую воен­ную школу, во время Первой мировой войны воевал, ко­мандовал батальоном, был награжден Георгиевским кре­стом. Во времена революции связал свою судьбу с украин­ским движением.

Гончаренко удалось бо­лее-менее организовать обо­рону станции и подходов к ней: вырыли в мерзлой земле линию окопов по обе сторо­ны железнодорожной на­сыпи, установили несколько пулеметных точек, разруши­ли железнодорожный путь в трех километрах от стан­ции, подготовили импрови­зированный «бронепоезд» сотника Лощенко: пушка и 4 пулемета, поставленные на платформу и укрытые мешка­ми с песком.

Конечно, слухи о «москов­ских ордах» были преувели­чены, но красных бойцов все-таки было гораздо больше: их численность под Крутами оценивают числом в 4 тыся­чи бойцов, усиленных тремя пушками и несколькими де­сятками пулеметов.

Накануне боя, как писал Гончаренко, с ним связался по телеграфу Муравьев, кото­рый приказал: «Приготовить­ся к встрече победоносной Красной армии, приготовить обед. Заблуждения юнкеров прощаю, а офицеров все рав­но расстреляю», на что яко­бы Гончаренко ответил: «Ко встрече все готово».

Утром 29 января возле станции показался первый отряд красноармейцев. Шли они колонной, впереди — ма­тросы-балтийцы. Подпустив их поближе, защитники Крут открыли огонь. Так началось боевое крещение Красной армии…

Понеся ощутимые потери (все-таки у защитников Крут было 16 пулеметов!), красно­армейцы развернулись в бо­евой порядок и попытались окружить правый фланг про­тивника «с использованием всех предусмотренных такти­кой правил», как вспоминал потом Гончаренко. В то же время красноармейцы пыта­лись починить разобранную колею, но «бронепоезд» сот­ника Лощенко несколько раз выдвигался и расстреливал ремонтников в упор. Крас­ные артиллеристы начали охоту за «бронепоездом» и в конце концов выбили всю его обслугу.

Ситуация для защитников Крут усугубилась еще и тем, что при первых выстрелах поезд, где находился штаб обороны во главе с сотником Тимченко, «ретировался» от станции на несколько кило­метров, прихватив с собой и запасы патронов. Гончаренко бросился догонять поезд — но безуспешно.

И это еще не самая боль­шая странность этого боя.

Ближе к полудню на стан­цию из Киева прибыла подмо­га — батарея полковника Ал- мазова и 4 броневика (в том числе 1 пушечный) под коман­дованием сотника Самойленко. Однако эти внушительные силы не смогли выгрузиться и были лишь «бездеятельными свидетелями боя».

К пяти часам вечера Гонча­ренко увидел бесперспектив­ность дальнейшей обороны и приказал подчиненным отсту­пать за станцию, где их ждал эшелон. По какой-то причине приказ не дошел до одного из взводов Студенческого ку­реня, который направился на саму станцию, где был взят в плен и позже в полном соста­ве расстрелян.

Потери красных при Крутах, как утверждают, соста­вили порядка 300 человек, которые там же и были похо­ронены. Тела расстрелянных победители оставили непо­гребенными.

А вот данные о потерях войск УНР разнятся. Сам Гон­чаренко называл цифру в 290 человек, хотя другие участни­ки боя оценивали общие по­тери в 30-40 «юнаков» и около 50 «сечевиков». Пока украин­ские войска отступали от Крут до Дарницы, они уничтожали за собой железнодорожное полотно и телеграфные про­вода, что возымело на даль­нейшие события самое боль­шое влияние.

Поэтому Муравьев доби­рался до Киева не три часа, а… шесть дней.

Красные войска, захватив Киев, устроили там террор, за короткое время расстреляв около 5000 человек (в том чис­ле около 3 тысяч офицеров.) Та­ким образом «мирные» потери превысили потери под Крута­ми в десять раз. Ограбив город, Красная армия вскоре вынуж­дена была ретироваться вви­ду приближения германских войск и их союзников — войск Центральной рады.

С тех пор героическая быль о студентах-героях Крут прочно вошла в украинскую национальную историогра­фию, хотя и по сию пору идут споры о правомерности со стороны тогдашних украин­ских государственных му­жей — тех же Грушевского, Петлюры, Капкана — распла­чиваться юными жизнями за свои политические просчеты.

Что касается погибших балтийцев, то о них не вспом­нила даже победившая власть рабочих и крестьян, и где они покоятся — никто до сих пор не знает.

Вот при каких — поистине трагических — обстоятель­ствах произошло боевое крещение Красной армии. Возможно, прав был Сталин, когда привязал День Совет­ской Армии и Военно-Морского Флота к победе (пусть и мифической) над иноземным супостатом, а не к победе в войне братоубийственной…